«Скромность — очень хорошая вещь, но излишняя скромность близка к хитрости; молчание — добродетель, но умалчивание выдает лживый ум».
Тат Тат.
Фильм и реальная действительность
Один английский критик так писал о «Кулаке Гнева»: «Актер Брюс Ли очень хорошо создает образ артиста боя». Многие считают, что в этом высказывании нет ни грамма правды, а жаль! Пусть у Брюса Ли совсем не было присущей сэру Лоуренсу Оливье тонкости игры, хоть трудно представить себе Брюса Ли в роли Гамлета или Фальстафа, Отелло в его исполнении не мог бы получиться чрезвычайно интересно, но Брюс Ли понимал кино. Он, возможно, знал лучше, чем Оливье, почему люди ходят в кино, и понимал, как дать зрителю именно то, зачем он пришел. И даже самое беглое знакомство с его взглядами по этому вопросу даст нам много. Однажды Линда Ли очень удивилась, что муж сказал, что кино не искусство. «Кино, — объяснил он свою мысль, — это сочетание коммерческого творчества и творческой коммерции».
Жизнь Ли была во многом связана с кино. Он играл дерзкие роли — в фильме «Ребенок Чеунг (Чеань)» и других фильмах в Гонконге, отец его Ли Хуа Чуен был ведущим комическим певцом в Кантон Опере. Впоследствии Ли описывал игру своего отца как игру в одном измерении, но по-настоящему стилизованную, очень формальную и поистине очень замогильную. Ли Хуа Чуен давал своему честолюбивому сыну практические советы по поводу шоу-бизнеса. «Мои отец говорил, чтобы я откладывал деньги. Он знал, что я хочу стать актером. Он говорил: «Когда ты станешь актером, ты сможешь быстро зарабатывать много денег, но хорошие времена не всегда постоянны, и, возможно, потом ты не будешь видеть денег. Поэтому откладывай все, что сумеешь отложить, чтобы растянуть эти деньги подольше».
Дни без работы не проходили для Ли даром. Он проводил их, обдумывая то, как он будет играть, когда получит такую возможность. Повинуясь своей старой привычке, он набрасывал мысли на листе бумаги для того, чтобы они «прояснились», и таким образом оставил нам следующие заметки, которые назвал чем-то вроде личных взглядов на индустрию кино, на актера и человека в ней. «Прежде всего я должен чувствовать ответственность за себя и делать то, что считаю правильным. Сценарий должен быть хорошим, режиссер должен быть хорошим, все время должно быть посвящено подготовке к роли — после этого деньги стоят на втором месте. Для бизнесмена в кино я должен сказать, что кино — брак искусства и бизнеса, актер — не человеческое существо, а манекен, приспособление. Но будучи человеком, я имею возможность стать самым лучшим манекеном из всех способных передвигаться и работать так, чтобы бизнесменам приходилось ко мне прислушиваться. У каждого есть перед собой такое обязательство сделать себя в данных условиях лучшим. Не самым великим или самым преуспевающим, но самого лучшего качества, а все остальное придет тогда, когда добьешься этого».
Отсюда то большое удовольствие, которое доставило ему чтение откликов американской кинокритики на его роль в «Лонгстрите». Ли вообще впервые в жизни прочитал отклики на свою игру. Записки его продолжаются, и в них он анализирует как избранную им профессию, так и свои способности: «Актер, прежде всего, такое же, как и мы с вами человеческое существо, которое имеет возможность выражать себя психологически и физически с реализмом и необходимыми для этого средствами, желательно в хорошем вкусе, что собственно и составляет его самого — его вкусы, образование, индивидуальную уникальность и т. д. Как нет двух абсолютно одинаковых людей, так нет и двух абсолютно одинаковых актеров».
С такими высокими идеалами и предпосылками приступил Брюс Ли в «Мандарин фильм Индустрии» к съемкам фильма «Большой Босс». Эту работу он считал чрезвычайно важной. «Большой Босс» для меня — важный фильм, т.к. у меня впервые была главная роль. Я знал, что смогу сыграть лучше, чем в «Зеленом шершне» и кроме того, у меня было больше веры в себя сразу же после «Лонгстрита».
Однако, профессиональный уровень кинопромышленности Гонконга неприятно удивил его. Когда ему велели просмотреть все, как он выразился, «фильмы мандаринов», он был подавлен. «Они были ужасными, — вспоминает он с отвращением. — С одной стороны, все артистично дерутся, что и меня действительно обеспокоило, дерутся абсолютно неправильно. Ведь таких людей в жизни не бывает. Когда начинается бой, каждый дерется по-своему, и тогда появляется возможность одновременно защищать и вести бой. Многие китайские фильмы были крайне поверхностными и плоскими. Другому слушателю он вынес о них следующий приговор: «Не артистичны, — и это постоянное прыгание!», а для американского журнала «Черный пояс» заявил: «Все в мандариновских фильмах переиграно. Для создания по-настоящему хороших фильмов необходима тонкость, но очень мало бессмысленно рискуют на нее свои деньги».
И человек, так прекрасно работавший по сценарию Стерлинга Силифанта в «Лонгстрите», добавил: «И вдобавок ко всему, сценарии довольно паршивые. Вы бы не поверили ничему в «Большом Боссе». Все мы стали второстепенными актерами из-за качества самого фильма».
Он никогда не был целиком и полностью удовлетворен теми сценариями, которые ему предлагали, настаивая на максимальном контроле над качеством каждого фильма и постоянно заявляя журналистам: «Самое важное — сценарий. Вот почему я всегда, прежде чем согласиться на роль, настаивал, чтобы сценарий был хорошим. Совсем недавно я отказался от роли в фильме компании «Голден Харвест», т. к. был не в восторге от сценария. В настоящее время я работаю над сценарием моего следующего фильма. Я еще не решил, какое у него будет название, но в нем хочу показать необходимость умения приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам. Неумение приспосабливаться приводит к уничтожению. Первая сцена уже сложилась в моей голове. Когда фильм начинается, зрители видят огромное белое пространство. Затем камера останавливается на группе деревьев, слышатся очень сильные порывы ветра. В центре экрана — огромное дерево, которое покрыто толстым слоем снега. Внезапно слышится ужасный треск, и большая ветка дерева падает на землю. Она не смогла выдержать тяжесть снега и сломалась. Затем камера передвигается к иве, гнущейся вместе с ветром. Приспосабливаясь к окружающей среде, ива выдерживает.
Такая символика необходима китайским художественным фильмам. Ею я надеюсь расширить сферу действия кино. Однако, в Гонконге не все руководствовались такими широкими взглядями, и недовольство Ли состоянием отечественной индустрии кино наконец всплыло на поверхность в интервью «Гонконг Стандарт». Это интервью великолепный образец кинематографических взглядов Брюса Ли, развивающихся быстрее, чем сама «мандариновская» индустрия, обосновавших Гонконг. Однако он довольствовался тем, что совершенно четко сказал только одно: «Я неудовлетворен выражением киноискусства здесь в Гонконге. Пришло время, чтобы кто-нибудь что-то сделал со здешними фильмами. В них просто не хватает одушевленных актеров, которые были бы заинтересованы кино, посвятили себя ему, будучи ко всему — профессионалами. Я полагаю, что для меня есть в этом роль. Аудиторию нужно воспитывать и воспитывать ее должен человек ответственный. Ведь мы имеем дело с массами и поэтому должны создавать то, что доходит до них. Вот почему массы нужно постепенно воспитывать шаг за шагом. Сейчас именно это и делаю. Что у меня получится, посмотрим. Я не просто чувствую заинтересованность, я увлечен этой работой.
...Не я сотворил это чудовище, все эти ужасы мандариновских фильмов. Оно жило в них до моего прихода. Я по крайней мере не насаждаю насилие. Действо в моих фильмах я не называю насилием. Я называю их боями. Фильмы-боевики решаются где-то на грани реальности и фантастики. Если бы они были абсолютно реалистичны, меня можно было бы назвать кровавым, жестоким человеком. Я бы уничтожил своих противников, разрывая их на части или выдирая из них внутренности. Я же не делаю этого напоказ. Во мне живет подобное намерение, и публика видит в моей игре. Но я стараюсь играть так, чтобы мои драки находились где-то посредине, между реальностью и фантастикой».
«...Я не могу полностью выразить себя в этих фильмах, иначе зрители не поймут и половины из того, что я буду говорить. Поэтому я не могу все время оставаться в юго-восточной Азии, с каждым днем я совершенствуюсь и делаю все новые и новые открытия. Если этого нет, значит, ты уже затвердел, стал постным и с тобой все кончено».
Брюс проводит пальцем по своему горлу: «Потом я буду делать фильмы, различные по своему характеру и серьезные, философские и чисто развлекательные. Но как бы то ни было, никогда не стану проституировать своей личностью».
К счастью, для Ли у человека, с которым ему пришлось работать в «Большом Боссе», а затем и в «Кулаке Гнева», не было никаких иллюзий относительно качества гонконговских фильмов. Когда Раймонд Чоу впервые стал работать в «Ран Ран Шоу» (практически всесильном великане кино) и просмотрел некоторые их фильмы, его реакция не отличалась от реакции Ли: «Я был в ужасе, — говорит Чоу, — и сказал ему (Шоу), что хочу уйти. Я чувствовал отвращение и мне показалось, что на таких фильмах сборы не возможны». Раймонд Чоу оставил старого мандарина в состоянии подозрительности и озлобленности, он увел у него из-под носа Брюса Ли, вот уже столько лет принадлежащего Гонконгу и бывшего там главной приманкой кино. Чоу очень хотел, чтобы Брюс Ли работал у него настолько, что даже позволил молодому уверенному в себе актеру такую роскошь, как переделка сценариев. Однако Ли все еще не был удовлетворен. «Большинство китайских фильмов подражают японским, — говорил он, — и в них слишком много оружия, особенно мечей. Мы применили минимум оружия, и фильм у нас вышел лучше («Большой Босс»). Он считал важным отметить, что герой «Большого Босса» — не сам он, и отдавал должное другим лицам, принимавшим участие в создании героя, так и самого фильма.
О медлительном спокойном герое «Большого Босса» он говорит: «Это, конечно, только действующее лицо фильма. У меня как у личности есть одна черта, в наличии той я не раз убеждался на протяжении всей моей жизни, полной самоисследования, постепенного самообнажения (день за днем!) — эта черта большой темперамент... поистине ужасный темперамент, отсюда понятно, что я передаю образ своего героя, а не играю Брюса Ли таким, какой он есть».
Когда Ли попросили рассказать о сцене в публичном доме, которая вызвала довольно противоречивые отклики в Гонконге, он защищал решения режиссера Ло Вея, о включении ее в фильм. «Теперь я вспоминаю, что это было предложение режиссера, я принял это предложение, ведь он такой простой человек, но этот человек внезапно принимает твердое решение — пойти за тем, чтобы убить или быть убитым, у него это почти внезапное решение человека в почти безвыходном положении. Это, если вы понимаете, о чем я говорю — стихийный, случайный протест».
Линда Ли вспоминает, что во время съемок сцены в Борделе («Большой Босс»), перед тем как лечь в постель к голой проститутке, он насмешливо улыбнулся ей и прошептал: «Бесплатное приложение».
Говоря Стиву Мак Кину «Познай себя», он собственно говорил, а Мак Кин понимал: «Настолько в искусствах боя ты должен понимать свои поражения и свой потенциал, но также и в жизни». Мак Кин говорит: «Его ум развивался через самопознание. Мы с ним часто подолгу беседовали на эту тему. Независимо от того, чем человек занят в жизни, если он не знает себя, значит, он не способен ничего оценить в этой жизни. Вот в чем, я считаю, сегодня оценка человека — познать себя. Точно также, когда Ли давал пощупать свои мускулы, когда он дискретно или открыто демонстрировал огромные физические возможности, он просто указывал на достижения, которыми имел полное право гордиться, точно также, как гордится художник, выставляя свои произведения. Анри Морган из Голден Харвест вспоминает о его стремлении к совершенству: он мог надоесть своим желанием, чтобы все было так, как надо. Например, мог потратить целое утро на один элемент боя, где-то около 12 тактов. Он наблюдал за ходом — III, IV, V такты были в порядке и он начинал отрабатывать VI, VII, VIII и так далее только потому, что они ему не совсем нравились. Репетиции с нунчакой он доводил до того, что уже не мог шевельнуть рукой и плечом из-за синяков. Он сам признавал: «Я не хочу ничего наполовину, хочу, чтобы было все в совершенстве». Дэн Иносанто говорил о своем прежнем учителе и коллеге: «Калибр его как художника боя далеко превосходил все остальное. Он — Эдисон, Эйнштейн и Леонардо да Винчи искусств боя. Брюс напоминал Чайку Джона-Тона Ливингстона. Он стремился всегда стать лучше и лучше. Если у него получались неувязки, он продолжал работать — он не мог бы смириться с тем, что не соответствовало его стандартам. За всем этим было скрыто сомнение, но в своих способностях он не сомневался. Нет предела, нет горизонта для моего восхождения как художника боя». Было какое-то ноющее чувство, что какие-то гигантские шаги на территории еще незавоеванных человеком достижений могут быть связаны с большей опасностью, чем предполагали или могли предполагать, и о чем он ворчливо признавался Линде: «Я не знаю, как долго смогу держать это». Когда из глубин его потревоженного мозга появились темные мысли, Ли обращался к Линде. Абсурдно делать вид, что он был постоянно верен ей, что ни одна из других женщин не входила в его жизнь. Входили. Стерлинг Силифант вспоминает, что бывало Ли приглашал его на ленч с двумя красивыми девушками. Обычно после ленча Селифанту нужно было уходить, несмотря на протесты Ли, но Ли потом задразнивал рассказами о том, «какое интересное времяпрепровождение ты пропустил». А история отношения Ли с прекрасной Бетти Тинг Пэй, в чьей квартире он умер. Несмотря на то, что она подернута дымкой тайны, вполне очевидно — история любовного приключения. Но точно также вполне очевидно и то, что его отношения с Линдой были якорем его жизни. Сама Линда вспоминает, как он говорил ей, что по сравнению со значимостью его любви к Линде и детям его случайные связи с другими женщинами не имеют никакого значения. Они говорили как-то об одной супружеской паре. Люди эти разошлись, муж нашел другую женщину, а жена слонялась повсюду, желая вызвать сочувствие и стремясь сделать какую-то добродетель из того, что она покинута. И это в течение нескольких лет. Линда дала понять, что ее реакция была бы совершенно другой, она бы просто оставила его навсегда. Она знала, что Ли не перенес бы разлуки. Он иной раз признавался, что самым важным для него в жизни была Линда и дети. Он знал также — ни одна пара, ни один союз не совершенство и говорил: «Я в этом мире не для того, чтобы жить так, как этого ты хочешь, а ты в нем не для того, чтобы жить, как этого хочу я». Его близость с Линдой была тогда таковой, что в их переписке можно найти многие его доверительные сообщения и тайные надежды, в которых выражен сам Ли. Наверное, самой интересной была их переписка в не менее интересный период его карьеры - во время съемок "Большого босса" в Пак Чонге, Тайланд. Ли вернулся на восток уже наполовину звездой, пробивая сравнительно разряженные облака славы, за его спиной были выступления по телевидению. Поэтому им заинтересовалась пресса, ее интерес был тем сильнее, что молодой человек умел драться и был красив. Ли заявил, что его фильмы будут на китайские темы и гордился этим: "Люди, дающие возможность притеснять себя, просто глупы". На тему об американском влиянии: "Конечно, деньги важны для моей семьи и дают нам то, что мы хотим, но это не все...".
